Неточные совпадения
Он сидел на кровати в темноте, скорчившись и
обняв свои
колени и, сдерживая дыхание от напряжения мысли, думал. Но чем более он напрягал мысль, тем только яснее ему становилось, что это несомненно так, что действительно он забыл, просмотрел в жизни одно маленькое обстоятельство ― то, что придет смерть, и всё кончится, что ничего и не стоило начинать и что помочь этому никак нельзя. Да, это ужасно, но это так.
Желать
обнять у вас
колениИ, зарыдав, у ваших ног
Излить мольбы, признанья, пени,
Всё, всё, что выразить бы мог,
А между тем притворным хладом
Вооружать и речь и взор,
Вести спокойный разговор,
Глядеть на вас веселым взглядом!..
Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и
обнимал ее
колени. В первое мгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела на него. Но тотчас же, в тот же миг она все поняла. В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее, и что настала же, наконец, эта минута…
— Что вы, что вы это над собой сделали! — отчаянно проговорила она и, вскочив с
колен, бросилась ему на шею,
обняла его и крепко-крепко сжала его руками.
И, перескочив на
колени Клима,
обняв его за шею, спросила...
— Я тоже чувствую, что это нелепо, но другого тона не могу найти. Мне кажется: если заговоришь с ним как-то иначе, он посадит меня на
колени себе,
обнимет и начнет допрашивать: вы — что такое?
Он весь день прожил под впечатлением своего открытия, бродя по лесу, не желая никого видеть, и все время видел себя на
коленях пред Лидией,
обнимал ее горячие ноги, чувствовал атлас их кожи на губах, на щеках своих и слышал свой голос: «Я тебя люблю».
Клим заглянул в дверь: пред квадратной пастью печки, полной алых углей, в низеньком, любимом кресле матери, развалился Варавка,
обняв мать за талию, а она сидела на
коленях у него, покачиваясь взад и вперед, точно маленькая. В бородатом лице Варавки, освещенном отблеском углей, было что-то страшное, маленькие глазки его тоже сверкали, точно угли, а с головы матери на спину ее красиво стекали золотыми ручьями лунные волосы.
Он не забыл о том чувстве, с которым
обнимал ноги Лидии, но помнил это как сновидение. Не много дней прошло с того момента, но он уже не один раз спрашивал себя: что заставило его встать на
колени именно пред нею? И этот вопрос будил в нем сомнения в действительной силе чувства, которым он так возгордился несколько дней тому назад.
Обняв ноги, он положил подбородок на
колени, двигал челюстями и не слышал, как вошел брат. Когда Клим спросил у него книгу Некрасова, оказалось, что ее нет у Дмитрия, но отец обещал подарить ее.
Говорила она тихо, смотрела на Клима ласково, и ему показалось, что темные глаза девушки ожидают чего-то, о чем-то спрашивают. Он вдруг ощутил прилив незнакомого ему, сладостного чувства самозабвения, припал на
колено,
обнял ноги девушки, крепко прижался лицом.
Там, став на
колени и
обняв его одной рукой, подсказывала она ему слова молитвы.
Мазепа мрачен. Ум его
Смущен жестокими мечтами.
Мария нежными очами
Глядит на старца своего.
Она,
обняв его
колени,
Слова любви ему твердит.
Напрасно: черных помышлений
Ее любовь не удалит.
Пред бедной девой с невниманьем
Он хладно потупляет взор
И ей на ласковый укор
Одним ответствует молчаньем.
Удивлена, оскорблена,
Едва дыша, встает она
И говорит с негодованьем...
После разговора с Марфенькой Викентьев в ту же ночь укатил за Волгу и, ворвавшись к матери, бросился
обнимать и целовать ее по-своему, потом, когда она, собрав все силы, оттолкнула его прочь, он стал перед ней на
колени и торжественно произнес...
Хотел было я
обнять и облобызать его, да не посмел — искривленно так лицо у него было и смотрел тяжело. Вышел он. «Господи, — подумал я, — куда пошел человек!» Бросился я тут на
колени пред иконой и заплакал о нем Пресвятой Богородице, скорой заступнице и помощнице. С полчаса прошло, как я в слезах на молитве стоял, а была уже поздняя ночь, часов около двенадцати. Вдруг, смотрю, отворяется дверь, и он входит снова. Я изумился.
— Эх, не секрет, да и сам ты знаешь, — озабоченно проговорила вдруг Грушенька, повернув голову к Ракитину и отклонясь немного от Алеши, хотя все еще продолжая сидеть у него на
коленях, рукой
обняв его шею, — офицер едет, Ракитин, офицер мой едет!
И пальцы Веры Павловны забывают шить, и шитье опустилось из опустившихся рук, и Вера Павловна немного побледнела, вспыхнула, побледнела больше, огонь коснулся ее запылавших щек, — миг, и они побелели, как снег, она с блуждающими глазами уже бежала в комнату мужа, бросилась на
колени к нему, судорожно
обняла его, положила голову к нему на плечо, чтобы поддержало оно ее голову, чтобы скрыло оно лицо ее, задыхающимся голосом проговорила: «Милый мой, я люблю его», и зарыдала.
Отец мой вышел из комнаты и через минуту возвратился; он принес маленький образ, надел мне на шею и сказал, что им благословил его отец, умирая. Я был тронут, этот религиозный подарок показал мне меру страха и потрясения в душе старика. Я стал на
колени, когда он надевал его; он поднял меня,
обнял и благословил.
Невольно пред ним я склонила
Колени, — и прежде чем мужа
обнять,
Оковы к губам приложила!..
Маланья Сергеевна как вошла в спальню Анны Павловны, так и стала на
колени возле двери. Анна Павловна подманила ее к постели,
обняла ее, благословила ее сына; потом, обратив обглоданное жестокою болезнью лицо к своему мужу, хотела было заговорить…
— Зато женщины умеют ценить доброту и великодушие, — промолвила Варвара Павловна и, тихонько опустившись на
колени перед Марьей Дмитриевной,
обняла ее полный стан руками и прижалась к ней лицом. Лицо это втихомолку улыбалось, а у Марьи Дмитриевны опять закапали слезы.
Марья мигом села к нему на
колени,
обняла одной рукой за шею и еще ласковее зашептала...
— Маркиза, я преступница! — шутливо, но с сознанием тяжкой вины начала дама, не вставая с
коленей и
обнимая маркизу за талию.
Они расселись по двое и по трое на извозчиков, которые уже давно, зубоскаля и переругиваясь, вереницей следовали за ними, и поехали. Лихонин для верности сам сел рядом с приват-доцентом,
обняв его за талию, а на
колени к себе и соседу посадил маленького Толпыгина, розового миловидного мальчика, у которого, несмотря на его двадцать три года, еще белел на щеках детский — мягкий и светлый — пух.
Манька заперла за нею дверь на крючок и села немцу на одно
колено,
обняв его голой рукой.
И тотчас же девушки одна за другой потянулись в маленькую гостиную с серой плюшевой мебелью и голубым фонарем. Они входили, протягивали всем поочередно непривычные к рукопожатиям, негнущиеся ладони, называли коротко, вполголоса, свое имя: Маня, Катя, Люба… Садились к кому-нибудь на
колени,
обнимали за шею и, по обыкновению, начинали клянчить...
Пришел отец, сестрица с братцем, все улыбались, все
обнимали и целовали меня, а мать бросилась на
колени перед кивотом с образами, молилась и плакала.
Помутилися ее очи ясные, подкосилися ноги резвые, пала она на
колени,
обняла руками белыми голову своего господина доброго, голову безобразную и противную, и завопила источным голосом: «Ты встань, пробудись, мой сердечный друг, я люблю тебя как жениха желанного…» И только таковы словеса она вымолвила, как заблестели молоньи со всех сторон, затряслась земля от грома великого, ударила громова стрела каменная в пригорок муравчатый, и упала без памяти молода дочь купецкая, красавица писаная.
Мать будет здорова, у тебя родился братец…» Он взял меня на руки, посадил к себе на
колени,
обнял и поцеловал.
Много ли, мало ли времени она лежала без памяти — не ведаю; только, очнувшись, видит она себя во палате высокой беломраморной, сидит она на золотом престоле со каменьями драгоценными, и
обнимает ее принц молодой, красавец писаный, на голове со короною царскою, в одежде златокованной, перед ним стоит отец с сестрами, а кругом на
коленях стоит свита великая, все одеты в парчах золотых, серебряных; и возговорит к ней молодой принц, красавец писаный, на голове со короною царскою: «Полюбила ты меня, красавица ненаглядная, в образе чудища безобразного, за мою добрую душу и любовь к тебе; полюби же меня теперь в образе человеческом, будь моей невестою желанною.
Я живо помню, как он любовался на нашу дружбу с сестрицей, которая, сидя у него на
коленях и слушая мою болтовню или чтение, вдруг без всякой причины спрыгивала на пол, подбегала ко мне,
обнимала и целовала и потом возвращалась назад и опять вползала к дедушке на
колени; на вопрос же его: «Что ты, козулька, вскочила?» — она отвечала: «Захотелось братца поцеловать».
Героя моего последнее время сжигало нестерпимое желание сказать Мари о своих чувствах; в настоящую минуту, например, он сидел против нее — и с каким бы восторгом бросился перед ней,
обнял бы ее
колени, а между тем он принужден был сидеть в скромнейшей и приличнейшей позе и вести холодный, родственный разговор, — все это начинало уж казаться ему просто глупым: «Хоть пьяну бы, что ли, напиться, — думал он, — чтобы посмелее быть!»
А мне ты снилась чуть не каждую ночь, и каждую ночь ты ко мне приходила, и я над тобой плакал, а один раз ты, как маленькая, пришла, помнишь, когда еще тебе только десять лет было и ты на фортепьяно только что начинала учиться, — пришла в коротеньком платьице, в хорошеньких башмачках и с ручками красненькими… ведь у ней красненькие такие ручки были тогда, помнишь, Аннушка? — пришла ко мне, на
колени села и
обняла меня…
— Кончено дело! — вскричал он, — все недоумения разрешены. От вас я прямо пошел к Наташе: я был расстроен, я не мог быть без нее. Войдя, я упал перед ней на
колени и целовал ее ноги: мне это нужно было, мне хотелось этого; без этого я бы умер с тоски. Она молча
обняла меня и заплакала. Тут я прямо ей сказал, что Катю люблю больше ее…
Помню: я был на полу,
обнимал ее ноги, целовал
колени. И молил: «Сейчас — сейчас же — сию же минуту…»
Я на полу,
обнял ее ноги, моя голова у ней на
коленях, мы молчим.
Временами что-то как будто подымалось у меня в груди; мне хотелось, чтоб он
обнял меня, посадил к себе на
колени и приласкал.
Ромашов упал перед ней на траву, почти лег,
обнял ее ноги и стал целовать ее
колени долгими, крепкими поцелуями.
Прошло еще мгновенье — и оба преступника — Санин и Джемма — уже лежали на
коленях у ног ее, и она клала им поочередно свои руки на головы; прошло другое мгновенье — и они уже
обнимали и целовали ее, и Эмиль, с сияющим от восторга лицом, вбежал в комнату и тоже бросился к тесно сплоченной группе.
«Неужели вы забыли, как я
обнимал ваши ноги и целовал ваши
колени там, далеко в прекрасной березовой роще?» Она развернула бумажку, вскользь поглядела на нее и, разорвав на множество самых маленьких кусочков, кинула, не глядя, в камин. Но со следующей почтой он получил письмецо из города Ялты в свой город Кинешму. Быстрым мелким четким почерком в нем были написаны две строки...
Дядя то становился перед матерью на
колени и целовал ее руки, то бросался
обнимать меня, Бахчеева, Мизинчикова и Ежевикина.
Инсаров затрепетал весь, бросился к ней, упал перед нею на
колени,
обнял ее стан и крепко прижался к нему головой.
Елена упала к ногам матери и
обняла ее
колени.
Одетый в шелковую красную рубаху с косым воротом, в самом развратном виде, с стаканом пунша в одной руке,
обнимал он другою рукою сидящую у него на
коленях красивую женщину; его полупьяные лакеи, дворовые и крестьянские бабы пели песни и плясали.
Софья Николавна с горячностью
обняла отца, целовала его иссохшие руки, подала ему образ, стала на
колени у кровати и, проливая ручьи горячих слез, приняла его благословение, «Батюшка! — воскликнула с увлечением восторженная девушка, — я надеюсь, с божьею помощью, что чрез год вы не узнаете Алексея Степаныча.
Розги подхватили и унесли. На окровавленный пол бросили опилок. Орлов, застегиваясь, помутившимися глазами кого-то искал в толпе. Взгляд его упал на майора. Полузастегнув шинель, Орлов бросился перед ним на
колени,
обнял его ноги и зарыдал...
Актер(сидит,
обняв руками
колени). Образование — чепуха, главное — талант. Я знал артиста… он читал роли по складам, но мог играть героев так, что… театр трещал и шатался от восторга публики…
В избе остались сноха, Глеб, Василий и Анна, которая стояла уже на
коленях и,
обняв ноги покойника, жалобно причитывала.
Илья сначала отталкивал её от себя, пытаясь поднять с пола, но она крепко вцепилась в него и, положив голову на
колени, тёрлась лицом о его ноги и всё говорила задыхающимся, глухим голосом. Тогда он стал гладить её дрожащей рукой, а потом, приподняв с пола,
обнял и положил её голову на плечо себе. Горячая щека женщины плотно коснулась его щеки, и, стоя на
коленях пред ним, охваченная его сильной рукой, она всё говорила, опуская голос до шёпота...
У Ежова на диване сидел лохматый человек в блузе, в серых штанах. Лицо у него было темное, точно копченое, глаза неподвижные и сердитые, над толстыми губами торчали щетинистые солдатские усы. Сидел он на диване с ногами,
обняв их большущими ручищами и положив на
колени подбородок. Ежов уселся боком в кресле, перекинув ноги через его ручку. Среди книг и бумаг на столе стояла бутылка водки, в комнате пахло соленой рыбой.